В Верховном Совете шум и гам. Ноябрь 1993 года. Создается комиссия по коррупции. В буфетах разливанное море… Сидят депутаты, министры и представители прессы…
Депутат Скоринин предложил на должность председателя комиссии от имени фракции «Беларусь» Михаила Маринича, депутата, первого зампреда Минского горисполкома.
Михаил Маринич вышел на трибуну.
– Благодарю вас за доверие, – сказал он. – Должность мне предлагается ответственная и почетная, но я беру самоотвод… Очень много дел в горисполкоме… Не могу подвести своих сотрудников… Поймите меня правильно… Я беру самоотвод.
В ложе правительства замешательство.
Кебич толкнул Данилова:
– Тебе не кажется, что кто-то невидимый руководит процессом. Не понимаю, что происходит. Ты же сказал, что с Мишей все договорено…
– Так было все договорено. Я попросил его, и Афанасьевич согласился…
– Якия будуць прапановы? – задал вопрос Шушкевич.
– Предлагаю на должность председателя комиссии Евгения Михайловича Глушкевича. Человек с опытом. Принципиальный. В прошлом председатель ревизионной комиссии ЦК ВЛКСМ. От него многим досталось… Взяточникам и казнокрадам. Мы знаем его как принципиального, ответственного человека в нашем Верховном Совете.
Возражений не прозвучало. Слово взял депутат Глушкевич.
Оглянувшись на председателя контрольной палаты Верховного Совета Саковича, Глушкевич сказал:
– Много дел на работе, не разгрести… Еду на проверку по областям.
Окончание слов Глушкевича потонуло в шуме. Посыпались предложения, фамилии. Один из депутатов вообще сказал:
– А зачем нам эта комиссия?! Еще один контрольный орган, которых и так до черта…
Перекрикивая этот шум, слово взял председатель Верховного Совета Шушкевич:
– Я бачу, што у зале няма згоды… Трэба прымаць рашучыя меры. Я супраць стварэння гэтай камисии. А кали ужо прынята рашэнне Вярхоуным Саветам, я прапаную на гэту пасаду Алаксандра Рыгоравича Лукашенку. Ен заусёды имкнууся на адказную пасаду, некага выкрывау. Няхай сабе и выкрывае далей, кали яму тэта спадабаецца…
Снова крик и шум в зале.
– Кого выбираем?! Да он такое наворотит.
Лукашенко подошел к микрофону.
– Я оправдаю ваше доверие. Вы узнаете все, всю правду про всех…
Депутаты, вернувшиеся навеселе из буфета, шумели:
– Да ладно, пускай идет…
Голосование. 167 – «за». Решение принято.

* * *

Кебич смотрел на зал в растерянности. И обращаясь к стоящему рядом председателю проправительственной фракции Козлову, сказал:
– Как получилось, что этот горлопан стал председателем комиссии? Мы договаривались о другой кандидатуре.
Козлов засмеялся:
– Вячеслав Францевич. Этим человеком мы сможем управлять. Поверьте мне.
– Плохо ты его знаешь. А я хорошо помню… Он пойдет на любую гадость и грязь…
– Зал медленно погружался во тьму. Звезда под потолком постепенно угасала. Умолкли уставшие микрофоны… Время как будто остановилось. Никто – ни премьер-министр Кебич, ни его проштрафившиеся министры, ни депутаты, умчавшиеся в буфет, даже не подозревали, что будет завтра… В буфете пили, наливали друг другу, произносили тосты. Им казалось, что каждое их решение судьбоносное. Они не понимали, что безответственность, разбавленная алкоголем, лишала страну будущего. И уже далеко-далеко, помимо их воли, за сотни километров от овального зала, в подмосковном Ясенево, десятки людей, работая без сна, разрабатывали в мелочах операцию под кодовым названием «Зонт»…

«Плевать на все это, вот стану Президентом…»

Он вбежал в гостиничный номер. Где стакан? Налив вина – залпом выпил. Глянул на себя в зеркало. Старт сделан. Никто его не остановит. Плевал он на своих обидчиков. Лицо точно у дядьки Трофима. Включил телевизор. Заиграла музыка. Больше не надо, никакого спиртного… Нет, еще стакан… Председатель комиссии Верховного Совета… Должность! Пускай навсегда забудут о директоре совхоза.
Стук в дверь. Он опасливо распахнул ее. Лицо депутата Синицына.
– Привет, Сашка. Поздравляю. – Пожал руку. – Но сейчас держаться надо… Пройдутся по тебе как следует… И землю вспомнят, и «Волгу» приватизированную, и участие в банке… Не говорю уже о бабах.
– Херня все это. Они вагонами вывозят, а мы что с тобой? Нищие! Ты со стройки машину досок упер, а я навоза! Мы за народ должны бороться, все вскрыть, все показать, людям глаза открыть!
– Ну, тебя опять понесло. Кто ж тебе поверит после всего?
Он схватил Синицына за ворот, притянул к себе:
– Ты хреново знаешь историю, Ленечка. Один умный человек сказал: «Чем невероятнее ложь, тем больше в нее поверят…». Да вообще плевать на все это, вот стану Президентом… Пойдешь вместе со мной?
Раскрасневшийся Синицын глянул на него:
– Куда деваться, конечно, пойду… Только есть одна опасность.
– Да плевал я на твою опасность… Плевал… Пойдешь, куда тебе деваться. И мне тоже. А теперь отваливай, ко мне гость должен прийти.
– Понимаю, понимаю, какой… В дверях Синицын столкнулся с пышногрудой женщиной.
– Может, прибрать у вас, Александр Григорьевич, бельишко поменять?
– Самое время, самое время, – прорычал он, задыхаясь, и захлопнул за Синицыным дверь.

«Здравствуй, папа… Это я, твой байстрюк»

Какие-то шаги… Вроде бы по траве. Мягкие, неслышные.
– Вот мы и встретились. Наконец-то…
Его руки ощущают мягкую шею.
– Здравствуй, папа… Это я, твой байстрюк.
Голова выворачивается, дергается…
Бикфордов шнур. Огонь, ползущий по нему, обжигает пальцы, ладони… Он открывает глаза. Никакого света. Можно опять закрыть их. Кто-то подступает все ближе и ближе… Шаги мягкие, почти неслышные…
На его лице пот – липкий и пахучий. Наконец-то… Снова мрак, черная завеса перед светом, так и не впустившая его.
А ведь он ждал этого. Может, всю предшествующую жизнь.
– Здравствуй, здравствуй, папаша, я так давно тебя жду. Очень давно.
Пальцы впиваются в мягкую, вздрагивающую плоть.
– Ты готов или нет? Вы так долго измывались надо мной. Может, целую жизнь или даже больше…
– Нет, нет, все, что происходит с тобой – ненормально. Взгляни на себя со стороны… Без этого ничего не случится.
Его голова скатывается с мокрой подушки.
– А что произойдет?
– Ничего, ничего. Просто ты должен уйти. Многие должны уйти, иначе не буду жить я. Так предрешено. Не мной, не тобой…
– А кем же?
– Я не знаю его имени. Я ничего не знаю…
– Может быть, знаем мы?
– И вы ничего не знаете… Мы временные тут, мы только думаем, что все понимаем.
Снова перед ним проплыла безликая тень. В очертании мрака, давящей тяжести.
– Я с тобой. Действуй решительнее, прямее. Ты ничего не потеряешь. Жизни нет. Это придумка, ложь…
Он начал сдавливать горло или еще что-то трепещущее.
– Ты так не можешь… Мы друзья. Мы породили тебя на свет. Ты клялся…
Голос хрипел.
– И я не могу иначе, не могу, поймите вы… Меня всю жизнь душили, вы представить не можете как… Душили и избивали. Все вы… Своими руками. Вы выдавливали мне глаза, лишали слуха и разума.
– Почему ты такой?
Он очнулся. Сердце вырывалось из груди. Нина ушла? Была она или нет? Кого он душил на самом деле? Это был сон? Или явь? Он принялся хватать простыни, подушки, все вокруг себя… Слава богу, никого нет. Значит – сон. Перевернулся на спину. Светало. Горло сводило от тошноты. Он вскочил, взял стакан, налил холодной воды, проглотил таблетку галопередола.
Сейчас все пройдет, сейчас… Все нормально. Он председатель комиссии. Все произошло на самом деле. Он никого не задушил. Постель пуста. Он есть, он жив. Все, чего он так хотел, существует на самом деле…

«Предали нас, предали…»

Кебич неуверенной походкой вошел в кабинет Данилова.
– Ну что, вы и сейчас уверены в победе?
– А как же, Вячеслав Францевич. Мы уверены до последнего.
– А это кто? – Кебич вытаращил глаза. – Какие-то генералы. Не знаю таких…
Данилов вскочил из-за стола.
– Вчера этим парням вы присвоили звания…
– Да на хрен им звания, когда нас уже нет…
Данилов слегка побледнел:
– Присаживайтесь, Вячеслав Францевич…
Он налил рюмку.
Кебич захохотал, зрачки его с красными прожилками дико завращались.
– Ты, Геннадий Ильич, – оптимист. Оптимист… Проиграть вот так, какому-то… Звони в штаб. И не отсюда. Идем ко мне…
В кабинете Кебича Данилов набрал Мясниковича. Услышал голос:
– Идет подсчет… Пока все нормально…
– Я рядом с премьером. Дать ему трубку?
– Не надо, не надо, Я перезвоню сам. Сам…
Данилов повесил трубку.
– Да послал бы ты его на х… Предали нас, предали. Знаю кто, и ты, сука, знаешь… На хрен считать, голоса – мы провалились… Да пусть был бы Шушкевич, сам черт с дьяволом, но этот хомут?! Не ожидал я такого позора. Не ожидал.
– Вячеслав Францевич, там у меня генералы. Неудобно перед людьми. Пойдем…
– Да еб… я твоих генералов. Тебя вместе с ними, Мясниковича, Антоновича, Кравченко… Все вы суки. Прости уж, все, кроме тебя, Генка, ты не предашь, я знаю, знаю… А генералов зови сюда… Правда, не тут им надо было быть. Не тут, а на местах. Власть, сила. Одно слово – и нет скота. А он уж отдаст команду, поверь мне, отдаст… Стол накрыт, гуляй, камарилья…

«Мы выиграли!»

В это время, в ту же самую ночь, горели окна в штабе. В его штабе!
– Сомнений нет, мы выиграли, выиграли! – Синицын хлопнул по увесистой заднице Федуты. – И хватит жрать, руководство страны должно быть тощим.
Федута рассмеялся, хватанул бокал сухого вина.
– И голодным не должно быть… А где предводитель? Его что, количество голосов не интересует?
Титенков вдруг заговорил:
– Никаких сомнений… Состоялось. Поздравляю, хлопцы!
Он налил себе водки:
– Мать твою, поверить не могу…
Синицын отставил бокал:
– Где он, в самом деле? Завтра победный день. Это скотовье глушит водку в кабинете Кебича, в КГБ, в МВД… Последний день Помпеи…
– Позвони Саше, – вяло сказал Титенков.
– Не отвечает… Набираю каждую минуту.
Красное лицо Федуты растянулось в ухмылке:
– А может, мы уже не в штабе… Может, на хрен мы ему нужны?!

«Шли бы вы все…»

… В кабинет Кебича вошли Мясникович, Драговец, Кравченко. За ними плелись Костиков, Заломай… Данилов вскочил с места:
– Здравствуйте, товарищи.
– Результаты неутешительны.
Кебич хватанул рюмку:
– А другого я от вас и не ожидал… Шли бы вы все…
– Надо уйти с честью, – сказал Мясникович. – Всех нас ждет отставка. Нужна речь, толковая речь для народа.
– Пошел на х… народ и вы вместе с ним, – Кебич вдруг рассмеялся. – Отлично власть отдали.
Отлично! Посмешище для всего мира! Говорил мне один генерал. Один способ есть, другого нет. А вы все, мне кажется, в его жопу дули… Но ничего, скоро все узнаем, все!

«Твой пациент – президент!»

В кабинете начмеда могилевской психиатрической больницы Сакадынца раздался звонок. Хозяин кабинета, вздрогнув от неожиданности, поднял трубку.
– Добрый день.
Он узнал голос Ореховского, начальника облздравотдела. Звонит не часто.
– Что-то случилось?
– Тут такое дело, – после некоторой паузы сказал Ореховский, – необходимо срочно изъять из архива карточку одного вашего больного. Изъять и уничтожить как можно быстрее.
– В чем дело? – Сакадынец силился понять, чего от него добивается Ореховский. – Что значит уничтожить? Это же уголовное дело. Я не имею права это делать. Скажите хотя бы, о ком идет речь?
– Ты что, не понимаешь, что происходит в стране, – вдруг перешел на крик Ореховский. – Включи телевизор! Открой, дурья голова, любую газету! Какая фамилия тебе еще нужна? Твой пациент амбулаторный без пяти минут Президент. Ты понимаешь, сегодня от нас зависит его авторитет…

Короля, 19
Он вышел из «волги». Телохранители поджимали его плечами. Улица Короля, 19 – явочная квартира ФСБ России. В темном костюме навстречу вышел человек:
– Сюда, сюда, Александр Григорьевич.
За столом, почти обеденным, но заваленным бумагами, его встретил круглолицый, лет пятидесяти мужчина, тоже в штатском.
– Поздравляю… Информация уже у Кремле. Вы Президент. Мы не ошиблись в результатах. Кремль не хочет ошибиться в вас.
Он мгновенно взмок.
– Спасибо, спасибо…
– Садитесь, – сказал человек. – Завтра у вас самый тяжелый и ответственный день. Вот список людей, которых следует немедленно назначить на должности. Мы все взвесили и определили. Некоторые из них – временщики, но сегодня они нужны. Они помогут вам мягко войти во власть. Эти люди – опытные аппаратчики, а вам нужно время, чтобы адаптироваться в новом качестве.
Он заглянул в список: Мясникович, Линг, Антонович, Заметалин…
– А как же мои обязательства перед теми, кто финансировал мою кампанию? Управление делами, администрация Президента и премьер-министр должны быть их люди.
– Мы знаем об этом. Выполняйте то, что обещали.
– А как же я буду работать с этими? – Лукашенко указал на предложенный ему список. – Это же мои враги, как я буду ими управлять?
– Мы поможем вам, не волнуйтесь. Вам уже известно, что любой человек может стать вашим самым надежным союзником, если вы используете три вещи: имеете на него компромат, покупаете его за деньги, либо держите его в страхе за свою жизнь. Ничего другого история для руководителя страны не придумала. Ознакомьтесь вот с этой папочкой.
Эмиссар подал ему серую папку.
– Вы тут прочтете про Мясниковича и его роль в афере с павловским обменом денег. Здесь же расписки Заметалина… В общем, ознакомьтесь – вам будет полезно.
Кстати, о наших врагах. Поймите, сегодня они ваши, а завтра могут стать врагами, и наоборот. Мы это уже прошли. И вы пройдете. Не сомневайтесь. Весь мир прошел. Деньги вы сами знаете где и сколько. Сейчас можете ехать в штаб. Результаты появятся через несколько минут. Встретимся завтра… Сценарий прихода к власти уже отрабатывается.
Он вышел из кабинета, сунулся в «Волгу», устало приказал:
– Поехали…
Боль клещами сцепила голову. Ноги и руки омертвели.
– Вам плохо, Александр Григорьевич? – спросил охранник.
Он усмехнулся:
– Ты сегодня впервые назвал меня на «вы». Приятно…
Охранник рассмеялся:
– Президентов везде называют на вы… Этой ночью вы стали Президентом.
«Каким Президентом?» – подумал он. Завтра придут и будут диктовать условия. А за него проголосовали живые люди… Живые… Проголосовали с надеждой. Да хрен с ними: будут работать и жить, как жили при царе Горохе, при коммунистах, и при нем также проживут».
Его, ослабевшего, почти втолкнули в штаб… Навстречу бросился Лебедько:
– Мы уж не знали, что и думать…
Федута шаркнул ногой:
– Приветствуем, господин Президент…
– Вы, я смотрю, времена даром не теряли?! – он окинул глазами стол.
– В эту ночь пьют не только победители, но и побежденные… Нам – сам бог велел, – сказал Синицын.
– Не пить надо, а должности просить. Давайте, просите…
Он рухнул в кресло. Все! Наконец-то сбылось. Сбылось!